Иконография классического политического пространства

Формирование классического политического пространства определяли три сакральных символа, три вечных факела неисследимой аутентичности — вера, почва и кровь. Среди них особое место принадлежит почве: вера может оскудеть, кровь — пролиться, но почва — именно она связывает веру и кровь через столетия, передавая от поколения к поколению незримые токи культуры. Уже древние философы остро чувствовали значение почвы — среды обитания — пространства для формирования социокультурной и политической идентичности человека. Впервые теорию влияния среды излагает известная школа Гиппократа в V в. до н.э. в трактате «О воздухах, водах и местностях». Но только в XIX в. в трудах философов немецкой «органииистской школы» во главе с Фридрихом Ратцелем термин «политическая география» получил концептуальное обоснование.

Однако для понимания классического политического пространства имеет значение не столько политическая география (которая потом послужила основой для формирования геополитики), сколько иконография пространства как более широкий и более «гуманитарный» термин. Его ввел в оборот географ Джон Готтман в своей блестящей работе «Политика государств и их география».

Он обратил внимание, что автономные пространства культуры образуют не только картины и произведения пластического искусства, но также все видимые, организованные в пространстве формы политической, общественной и частной жизни.

В понятие «иконография пространства» Дж. Готтман включал и различные пространственные картины мира, и отдельные представления, возникшие как результат влияния религий, традиций, разного исторического прошлого, разных социальных моделей, характерных для определенных территорий с особой неповторимой культурой. Мифы и образы ушедших столетий, легенды и саги, табу и символы культуры, топографически локализованные в определенном пространстве, так или иначе формируют его иконографию. Какое же место в обшей иконографии пространства занимает политическая иконография?

Можно сказать, что иконография политического пространства — это типические формы проявления политического бытия, система политических институтов и многообразных форм политической жизни, а также символический мир политической культуры, включая его характерные импликации, аллюзии, символизм выражения политических идей и эмоций, формирующих смысловое, значимое пространство культуры.

Готтман писал о «циркуляции иконографий» — динамическом влиянии территориальных культур друг на друга в течение времени. В опредленном смысле циркуляция иконографий представляет собой пространственное измерение диалога культур. Это позволило известному немецкому геополитику Карлу Шмитту остроумно заметить, что на место знаменитой теории «циркуляции элит» В. Парето в современной политической науке выходит не менее важная теория циркуляции иконографий.

Отношение к образу, иконе составляет глубинное пространственное измерение культуры. Иконография пространства разделяет западные и восточные цивилизации: культуры Востока обычно выступают против зрительных изображений, картин и икон, в то время как на Западе сложилось устойчивое почитание иконописи и портретной живописи. Известно, что Ветхий Завет и Коран запрещают изображать Бога на иконах, но строго отождествить Восток с иконоборчеством, а Запад с иконопочитанием все же нельзя. История западной цивилизации знает весьма агрессивные проявления иконоборческой традиции, достаточно перечислить гуситов и виклифитов, пуритан и сектантов баптистов, религиозных модернистов и грубых рационалистов.

Интересно, что современная техника, психоанализ и абстрактная живопись (а все это пришлое Запада) несут в себе разрушение традиционного понимания образа, визуального изображения, пространственной целостности. Поэтому можно утверждать, что иконография пространства каждой культуры не статична, она динамично меняется, когда в нее вторгаются новые исторические факторы. Точно так же иконографическая противоположность пространства Востока и Запада в сфере культуры никогда не была полярной, фиксированной и статичной.

К. Шмитт выдвинул интересную гипотезу, согласно которой иконографию пространства восточных цивилизаций определяет стихия Суши, а западных — стихия Моря. Он использовал два мифических образа, двух ветхозаветных чудовиш — Бегемота и Левиафана — для обозначения «Сухопутной Силы» Востока (теллурократия) и «Морской Силы» Запада (талласократия). Качественная организация сухопутного и морского пространства определяет не только специфические формы государственного устройства на Востоке и Западе, но вообще структурные особенности политических культур, и особенно область права.