Это наиболее очевидно в рамках нейтрального определения свободы, но многие из нейтральных свобод, получаемых мной в результате налога на наследство, также являются и важными целевыми свободами".

То. что права собственности увеличивают свободу некоторых людей, ограничивая свободу остальных, очевидно, если мы подумаем о происхождении частной собственности. Когда Эми в одностороннем порядке присвоила землю, которая до этого была общей. Бен был силою закона лишён своей свободы пользоваться этой землёй. Поскольку частная собственность одного лица предполагает отсутствие собственности у остальных, «свободный рынок» ограничивает свободы, так же как и создаёт их, как и в случае перераспределения, осуществляемого государством благосостояния, которое и создаёт, и ограничивает свободы. Поэтому, как пишет Коэн, «частная собственность есть распределение свободы и несвободы». В результате «предложение "свободное предпринимательство составляет экономическую свободу" доказуемо ложно».

Это подрывает важное утверждение, которое делает Нозик о превосходстве его теории справедливости над либеральными теориями перераспределения. Он говорит, что теорию Ролза «нельзя последовательно реализовать без непрерывного вмешательства в жизнь людей» связано с тем. что люди, предоставленные самим себе, будут вступать в свободные обмены, нарушающие принцип различия, так что сохранение принципа различия требует постоянного вмешательства в обмены людей. Нозик заявляет, что его теория избегает постоянного вмешательства в людские жизни, ибо она не требует, чтобы обмены людей соответствовали какой-то модели, и поэтому не требует вмешательства в их обмены. К сожалению, система обменов, которую защищает Нозик. сама требует постоянного вмешательства в жизни людей. Только постоянное вмешательство государства препятствует людям нарушать принципы справедливости Нозика. Поэтому нозиковские права собственности в той же мере, как и принцип различия Ролза, могут сохраняться только благодаря постоянному вмешательству в жизни людей.

Поскольку права собственности предполагают ограничения индивидуальной свободы, любой, кто, подобно Флю, претендует на оппозицию «любым общественным или юридическим ограничениям индивидуальной свободы», должен, по идее.отвергнуть гарантируемые государством права собственности и вместо этого принять идею анархизма. Но либертарианцы не анархисты: они полностью уверены в том, что государство должно ограничивать индивидуальную свободу, чтобы поддерживать права собственности.

Некоторые либертарианцы могли бы заявить, что свобода, приобретаемая владельцем собственности, больше, чем потеря в свободе для остальных. Но неясно, как мы могли бы это измерить. И даже если бы мы могли это измерить, неясно, как это соотносилось бы с принципом «наибольшей равной свободы». Увеличивать общую свободу, давая свободу одним за счет других, кажется нарушением, а не реализацией принципа наибольшей равной свободы, который утверждает, что люди должны иметь наибольшее количество свободы, совместимое с равной свободой других. Даже если сохранение прав собственности создаёт больше свободы для собственников, чем теряют в свободе остальные, вряд ли это способ увеличивать равную свободу, если только не существует некоторого положения, гарантирующего каждому собственнику равное количество собственности.