Многие коммунитаристы согласны с Ролзом относительно важности справедливости. Однако они утверждают, что либералы неправильно понимают справедливость как неисторичный и внешний критерий, позволяющий критиковать образ жизни каждого общества. Утилитаристы, либеральные эгалитаристы и либертарианцы могут не соглашаться по поводу содержания справедливости, но они все, как представляется, думают, что одобряемая ими теория задаёт стандарт, соответствовать которому должно стремиться каждое общество. Они не рассматривают как решающее возражение то, что их теория может противоречить местным убеждениям.

Более того, эта потенциальная возможность конфликта с местными убеждениями иногда рассматривается либералами как главное в дискуссиях о справедливости. Теории справедливости дают точку опоры для того, чтобы ставить под сомнение наши убеждения и обеспечивать, чтобы они не были просто местными предрассудками. Как пишет Рональд Дворкин: «В конечном счёте политическая теория может сделать вклад в то, как мы управляем собой, не иначе, как борясь вопреки всем импульсам, которые влекут нас назад в нашу собственную культуру, за всеобщность и некоторое рефлексивное основание для решений о том, какие из наших традиционных различений и разграничений подлинны, а какие ложны». Для Дворкина справедливость должна быть нашим критиком, а не нашим зеркалом.

Майкл Уолцер утверждает, что этот поиск универсальной теории справедливости идёт в ложном направлении. Нет такой вещи, как точка зрения, внешняя по отношению к сообществу, нет возможности сделать шаг за пределы нашей истории и культуры. Единственный способ определить требования справедливости, утверждает он, это увидеть, как каждое отдельное сообщество понимает ценность социальных благ. Общество справедливо, если оно действует в соответствии с общими представлениями своих членов, воплощёнными в характерных практиках и институтах. Поэтому определение принципов справедливости в большей степени дело культурной интерпретации, чем философской аргументации.

Согласно Уолцеру, общие представления в нашем обществе требуют «сложного равенства», т.е. системы распределения, которая не пытается уравнять все блага, но скорее стремится обеспечить, чтобы неравенства в одной «сфере» (например, в материальном достатке) не проникали в другие сферы (например, в здравоохранение, политическую власть). Однако он признаёт, что другие общества не разделяют этого понимания справедливости, и для некоторых (например, кастовых) обществ справедливость может быть связана с практически неограниченным неравенством прав и обладания благами.

Конечно, теория Уолцера это разновидность культурного релятивизма, и масштаб настоящей книги не позволяет обсуждать вековойфилософский спор об этом. Однако есть два общих возражения против коммунитаристских попыток определить справедливость через общее понимание сообщества. Во-первых, и культурный релятивизм парадоксальным образом нарушает одно из наших самых глубоких общих представлений. Согласно культурному релятивизму рабство является злом, если наше общество его не одобряет. Но люди не так понимают требования справедливости. Они считают, что причинно-следственная связь здесь как раз противоположная. То есть мы не одобряем рабство потому, что оно — зло. Порочность рабства есть причина нашего общего представления, а не его следствие. Во-вторых, может оказаться трудным определить общие представления относительно справедливости, особенно если мы будем внимать не только голосам крикливых и властных, но и слабых и маргинализованных. Люди не согласны друг с другом по поводу таких вопросов, как должная роль государства в системе здравоохранения (каковую Уолцер одобряет) или «позитивная дискриминация» (против которой он возражает). Чтобы разрешить эти разногласия. нам нужно оценить соперничающие взгляды в свете более общей концепции справедливости. Так что даже если мы начинаем с местных представлений, как предлагает Уолцер, наличие разногласий и наша собственная критическая рефлексия влекут нас к более общей и менее узкой точке зрения.