Но это сомнительно. Прежде всего, как отмечает Тейлор, указание людям поступать свободно не говорит им о том, какие конкретные действия стоят того, чтобы их делать. Но даже если бы оно обеспечивало конкретное руководство к действию/оно всё равно ложно представляет себе мотивации нашего поведения. Например, если я пишу книгу, моя мотивация не в том, чтобы быть свободным, но чтобы сказать нечто, заслуживающее того, чтобы быть высказанным. Действительно, если бы я на самом деле не хотел ничего сказать, разве что только для того, чтобы таким образом быть свободным, то писание книги не было бы способом самовыражения. Что и как я пишу, стало бы результатом произвольных и в конечном счёте не дающих удовлетворения решений. Чтобы писание обладало внутренней ценностью, я должен заботиться о том, что я высказываю, я должен верить, что это писание само по себе является стоящим занятием. Чтобы понять, какую ценность люди видят в своих проектах, следует посмотреть на те цели, которые им (проектам) внутренне присущи. Я не пишу во имя своей свободы. Напротив, я пишу для того, чтобы писать, так как есть вещи, которые должны быть высказаны. Свобода ценна потому, что она позволяет мне их высказать.

Наилучшее обоснование индивидуальной свободы не обязательно самое прямое, но то, которое лучше всего согласуется с тем. как люди, поразмыслив, представляют себе ценное в своей жизни. И если взглянуть на ценность свободы с этой точки зрения, то окажется, что свобода выбора, хотя и имеет важнейшее значение для жизни, обладающей ценностью, не является той важнейшей ценностью, к реализации которой стремятся в такой жизни.

Никто не спорит с тем, что наши проекты должны быть нашей главной заботой — здесь нет разногласий между либералом и коммунитаристом. Настоящий спор идёт не о том, нуждаемся ли мы в таких задачах, но о том, как мы их обретаем и судим об их ценности. Тейлор, по-видимому, полагает, что мы можем обрести такие задачи, только рассматривая ценности сообщества как «авторитетные горизонты», которые «задают цели для нас». Либералы, со своей стороны, настаивают на том, что мы обладаем способностью отделить себя от любой социальной практики. Никакая задача не задаётся нам обществом, никакая конкретная практика не обладает авторитетом, стоящим выше индивидуального суждения и возможности отвергнуть её. Мы можем и должны обретать наши задачи через свободно сделанные индивидуальные суждения о структуре нашей культуры, о матрице смыслов и альтернатив, переданных нам предыдущими поколениями; эти суждения предоставляют нам возможности, которые мы можем принять или отвергнуть. Ничто не «задано для нас», ничто не обладает непреодолимым авторитетом до нашего суждения о его ценности.

Конечно, делая это суждение, мы всё-таки должны принимать кое-что как «данность» — мы задаёмся вопросом о том, что хорошо для нас сейчас, исходя из нашего семейного положения, ситуации на работе или в вузе. Тот, кто представлял бы из себя не более чем свободное рациональное существо, не имел бы оснований предпочесть один жизненный путь другому. Но с точки зрения либералов, то. что мы вкладываем в понятие «данность» для того, чтобы делать значимые суждения, может не только разниться между индивидами, но и меняться в ходе индивидуальной жизни. Если в какой-то один момент мы делаем ценностный выбор, исходя из нашей приверженности некоторой религии, мы можем впоследствии усомниться в этой приверженности и задаться вопросом «что ценно?» исходя из приверженности семье. Вопрос, следовательно, не в том, должны ли мы принимать нечто как данность, делая суждения о ценности нашей деятельности. Вопрос скорее в том, может ли индивид поставить под сомнение и, возможно, заменить то, что ему «задано», или же это заданное должно устанавливаться для нас ценностями сообщества. Тейлор не смог показать, что мы должны принимать ценности сообщества как данность, не смог показать пустоту утверждения, что такие ценности сообщества оцениваются и, возможно, отвергаются индивидом.