Необремененное "Я"
Здесь есть видимые различия. Сандел утверждает, что Я конституируется его целями и что границы Я текучи, в то время как Ролз говорит, что Я первично по отношению к своим целям и его границы фиксированы ранее. Но эти различия скрывают более фундаментальное тождество: оба принимают то, что личность первична по отношению к своим целям. Они не согласны в том, где внутри личности провести границы Я, но этот вопрос, если он и имеет смысл, принадлежит философии сознаниям не политической философии. Ибо пока Сандел допускает, что личность может пересмотреть свои цели — даже цели, конституирующие её Я, — он не в состоянии обосновать политику коммунитаризма. Он не в состоянии показать, почему индивидам не должны быть даны условия, подходящие для такого пересмотра как необходимого элемента при цели достижения наилучшей возможной жизни. А среди этих условий должны быть либеральные гарантии личной независимости, необходимые для того, чтобы свободно выносить суждения. Сандел пользуется двусмысленностью того представления о личности, которое он использует для обоснования коммунитаристской политики. Сильное утверждение (о том, что самооткрытие заменяет суждение) неубедительно, а слабое (позволяющее Я, заданному его целями, тем не менее перестраиваться) хотя и привлекательно, но не может отграничиться от либерального воззрения".
Сандел утверждает, что либерализм игнорирует то, как мы укоренены в наших социальных ролях. Он подчёркивает, что как «самоинтсрпретирующиеся существа» мы можем интерпретировать смысл этих конституирующих привязанностей. Но вопрос в том, можем ли мы полностью отвергнуть их, если увидим, что они мелкие или унизительные. Согласно коммунитаристской интерпретации мы не можем или по меньшей мере не должны. С этой точки зрения мы не выбираем или отвергаем эти принадлежности, но находим себя в них. Наши цели приходят вследствие не нашего выбора, но нашего самооткрытия. Христианская домохозяйка, живущая в моногамном гетеросексуальном браке, может интерпретировать, что значит быть христианкой или домохозяйкой — она может интерпретировать смысл этих разделяемых религиозных, экономических и сексуальных практик. Но она не может сделать шаг назад и решить, что она вообще не хочет быть христианкой или домохозяйкой. Я могу истолковывать значения ролей, в которых себя нахожу, но я не могу отвергнуть сами роли или внутренне присущие им цели, как не имеющие ценности. Поскольку эти цели конституируют частями меня как личность, они должны приниматься как данность при вынесении решений о том, что мне делать с моей жизнью: вопрос о благе моей жизни может быть лишь вопросом о том. как лучше всего интерпретировать значение целей. Нет особого смысла говорить, что они не имеют для меня никакой ценности, ибо нет никакого меня, стоящего за ними, никакого Я, предшествующего этим конституирующим привязанностям.
Неясно, кто из коммунитаристов (если таковые вообще есть) последовательно придерживается этих представлений.Это не заслуживающая доверия позиция, ибо мы можем осмысленно ставить вопросы не только о значении ролей, в которых мы обнаруживаем себя, но и об их ценности, и делаем это. Возможно, коммунитаристы не имеют в виду отрицание этого; возможно, их представление о нашей укоренённости не является несовместимым с возможностью отвергнуть те формы привязанности, в которой мы себя находим. Но тогда разрекламированное противопоставление либеральным взглядам является обманом. Ибо тогда смысл, в котором коммунитаристы рассматривают нас укоренёнными в ролях сообщества, включает в себя смысл, в котором либералы рассматривают нас независимыми от них. И смысл, в котором коммунитаристы видят деятельность практического разума как процесс «самооткрытия», включает в себя смысл, в котором либералы видят его как процесс суждения и выбора. Такие различия были бы чисто семантическими. И как только мы согласимся, что индивиды способны ставить под вопрос и отвергать ценность образа жизни сообщества, попытка препятствовать такому вопрошанию с помощью «политики общего блага» представляется необоснованным ограничением самоопределения людей.