Либеральная справедливость,вкратце говоря,осуществляется внутри ограниченных сообществ и требует, чтобы граждане рассматривали эти границы как морально значимые. Границы существуют для того, чтобы отличить «нас» от «них» в отношении справедливости и прав. Но что объясняет или поддерживает это «ограниченное» чувство «этического сообщества»? Почему некто в штате Мэн должен чувствовать больше солидарности с жителем Техаса, находящимся на расстоянии более 4000 миль, чем с жителем Нью-Брансуика, в 5 милях от него по ту сторону канадской границы?

Ролз и Дворкин говорят о том, что именно общая приверженность одним и тем же принципам либеральной справедливости объясняет это чувство этического сообщества: мы чувствуем, что принадлежим одному этическому сообществу, потому что разделяем одни и те же принципы справедливости. Но это не может быть верным. Подавляющее большинство граждан в западных демократиях действительно разделяют одни и те же либерально-демократические политические принципы. Но в этом-то и проблема: эти принципы общеприняты не только внутри государств, но и между государствами. Житель Нью-Брансуика скорее всего будет разделять то же представление о справедливости, что и житель штата Мэн. На самом деле, если выборы можно рассматривать как индикатор, то жители Нью-Брансуика более склонны разделять (центристско-либеральные) взгляды среднего жителя штата Мэн, чем (консервативные) техасцев.

Этот же феномен существует повсюду на Западе. Граница между Швецией и Норвегией не означает границы в концепциях справедливости. То же верно и в отношении границ между Бельгией и Голландией, или Испанией и Португалией, или Австралией и Новой Зеландией. Каждая из этих стран думает о себе как об особом «этическом сообществе», чьи граждане имеют более сильные обязательства но отношению к «нашим» согражданам, чем к «иностранцам» в соседних государствах. Но это чувство принадлежности к особому этическому сообществу не может быть основано на приверженности к особым политическим принципам, так как иностранцы в соседних странах разделяют те же самые принципы.

На самом деле, учитывая почти всеобщее признание либеральной демократии на Западе, общая приверженность одним и тем же политическим принципам не может объяснить, почему западный мир вообще разделён на отдельные национальные государства или где проведены границы этих государств, и, следовательно, не может объяснить, почему граждане ощущают чувство этического сообщества по отношению к тем, кто «внутри» их границ, но не к тем, кто за их пределами.

Ролз и Дворкин признают, что приверженность либеральным принципам не может объяснить существование или местонахождение границ между либеральными демократиями. Они признают, что их либеральные теории просто принимают как само собой разумеющееся отдельное существование и границы либеральных демократий, и исходят из того, что любые споры о существовании или границах государств решены заранее. Они признают, что в реальном мире многие из этих споров были решены произвольным и насильственным образом. Часто было делом исторической случайности, даже исторической несправедливости, что та или иная территория стала частью той или иной страны. Но Ролз и Дворкин надеются, что, поскольку граждане внутри этих (произвольных) границ начинают разделять одни и те же политические принципы, постольку этого будет достаточно для создания чувства «этического сообщества» среди граждан и тем самым для обеспечения солидарности, легитимности и стабильности.

Другими словами, Ролз и Дворкин исходят из того, что если люди разделяют одни и те же либерально-демократические принципы, они не будут ставить под сомнение исторические границы и юрисдикцию. Но это, со всей очевидностью, ложно. Рассмотрим ситуацию в Канаде. В результате либерализации квебекского общества начиная с 1960-х годов имеется явно выраженное схождение в политических принципах между англо- и франкоговорящими канадцами на протяжении последних 30 лет. Если бы согласие по поводу принципов порождало согласие по поводу границ, в течение этого времени мы бы стали свидетелями уменьшения поддержки отсоединения Квебека, но на самом деле националистические чувства существенно выросли. То, что англофоны и франкофоны в Канаде всё более разделяют одни и те же принципы справедливости, не уменьшило националистических чувств, так как квебекцы правильно полагают, что их собственное национальное государство тоже может уважать эти принципы. Решение об отделении не потребует от них отказа от политических принципов, поскольку они могут воплотить те же принципы в своём национальном государстве. Квебекские сепаратисты признают, что политические сообщества должны придерживаться либеральных норм справедливости; они просто хотят создать своё собственное, отдельное и самоуправляющееся либерально-демократическое политическое сообщество. Короче говоря, они хотят сформировать собственное (либерально-демократическое) «этическое сообщество».