Как мы видели, коммунитаризм содержит две линии аргументации, и каждая имеет несколько отличную политическую окраску. Первая линия касается соотношения между Я и его целями. В той степени, в какой коммунитаристская идея «конституирующих целей» и «укоренённого Я» предлагается в качестве альтернативы либеральному представлению о способности к рациональному пересмотру, она является весьма консервативной доктриной, которая ограничивает возможности индивидов ставить под вопрос или отвергать традиции и практики, которые они находят угнетательскими, унизительными и неудовлетворяющими. Лидеры традиционалистских или фундаменталистских этнических или религиозных групп могут посчитать эту позицию привлекательной, но сомнительно, что многие коммунитаристы на самом деле одобряют настолько нелиберальную идею, и, как кажется, значительная часть дискуссии о Я и его целях основывается на ложных противопоставлениях и борьбе с несуществующими противниками.

В результате большая часть коммунитаристов перешла ко второй линии аргументов относительно необходимости социального контекста для индивидуальной свободы. Это тоже иногда принимает форму борьбы с фикциями» как, например, когда либералам приписывается вера в «атомизм» и тем самым отрицание «социального тезиса»». Но. как мы видели, здесь также есть несколько реальных политических проблем, большинство из которых так или иначе касается соотношения между единством и разнообразием.

Крайне упрощая, можно сказать, что либералы признают и даже приветствуют тот факт, что граждане современных обществ принимают все более широкий диапазон различных и часто конкурирующих концепций достойной жизни и рассматривают это многообразие целей как источник культурного богатства и индивидуальной автономии. Они не опасаются, что это разнообразие целей подорвет общественное единство до тех пор, пока люди разделяют взгляды о либеральной справедливости (и, возможно, об абстрактной, не насыщенной содержанием национальной идентичности).

Коммунитаристы, напротив, больше тревожатся о распространяющемся разнообразии целей в современных обществах и его влиянии на социальное единство и способность групп совместными усилиями достигать общих целей. Они не верят в то. что социальное единство может поддерживаться такой слабой связью, как общие принципы справедливости (или абстрактная, бессодержательная национальная идентичность), и боятся, что равновесие между разнообразием и единством потеряно. Именно это ощущение тревоги, возможно, является наиболее характерной особенностью сегодняшнего коммунитаризма, и оно обычно сопровождается жалобами на «упадок» или «фиаско» различных социальных институтов, будь то семья, соседские организации, средства массовой информации или церкви. Действительно, в обычном словоупотреблении понятие «коммунитарист» используется для обозначения всякого, кто обеспокоен существующим состоянием наших социальных институтов. В то время как «либералы» в массовом сознании часто воспринимаются как те, кто сосредоточены исключительно на защите гражданских свобод индивидов и доступе к экономическим ресурсам, «коммунитаристы» заботятся о судьбе наших общественных институтов и их способности порождать чувство принадлежности к этическому сообществу.

Если коммунигаристы едины в своей тревоге о том, что соотношение между разнообразием и единством вышло из-под контроля, то между ними нет согласия в вопросе о том, как восстановить баланс. Перефразируя Дерека Филлипса, можно сказать, что коммунитаристы бывают «смотрящими назад» или «смотрящими вперед», и эти две точки зрения приводят к очень разным политическим выводам.

Те, кто смотрят назад, обычно высказывают ностальгические жалобы об «упадке» сообщества и сетуют, что в «старые добрые дни» наши институты функционировали хорошо, но затем они были подорваны всё более агрессивным утверждением индивидуального и группового разнообразия. Движения за права гомосексуалистов, феминизм, мультикультурализм — а также и более общие тенденции потребительства и материализма — рассматриваются как подорвавшие чувство сообщества. Утверждается, что «мы слишком далеко зашли» в предоставлении мсста индивидуальному выбору и культурному многообразию и даже стали «обществом вседозволенности», больше заботящимся о следовании индивидуальным предпочтениям, чем о выполнении общественных обязанностей. Такие ностальгические коммунитаристы пытаются восстановить равновесие между разнообразием и единством, «возрождая» идею общего блага и сдерживая или уменьшая то разнообразие, которое подорвало бы общее понимание блага (например, ограничивая нрава гомосексуалистов, затрудняя развод, поощряя молитву в школах).