Вследствие этого либералы не могут принять доктрину аристотелевского республиканизма. Эта доктрина может быть реализована только через насильственный государственный перфекционизм, когда власть предваряет и ограничивает собственные суждения индивидов о достойной жизни. Это не соответствует приверженности либералов автономии личности и государственной нейтральности.

Однако это не означает, что либералы могут быть безразличны к качеству или количеству политического участия. Напротив, как мы видели, либеральная демократия и либеральная справедливость требуют критического порога активного и ответственного участия. Однако либералы отстаивают и развивают эти добродетели именно в силу их инструментальной важности для поддержания справедливых институтов, а не в силу их внутренней ценности для участников.

Ролз проводит разграничение между республиканизмом и «гражданским гуманизмом». Согласно республиканизму некоторые политические добродетели должны поощряться среди граждан для того, чтобы предотвратить вырождение либеральной демократии в тиранию или религиозно-националистический фанатизм. Ролз отмечает, что это основание для развития гражданских добродетелей вполне совместимо с его представлением о либерализме, поскольку добродетели обосновываются как предпосылки либеральной справедливости. Напротив, «гражданский гуманизм» (или то, что я называл аристотелевским республиканизмом) утверждает, что политические добродетели должны поощряться потому, что наша «сущностная природа» реализуется в политической жизни, которая является «привилегированным локусом достойной жизни». Как отмечает Ролз, есть «фундаментальная противоположность» между либеральным эгалитаризмом и гражданским гуманизмом, поскольку гражданские гуманисты отстаивают добродетели на базе конкретной концепции достойной жизни, а не на основании справедливости.

Поэтому либералы предложат иную, более скромную и более инструментальную трактовку гражданской добродетели. В рамках этой трактовки признается, что люди будут иметь различные взгляды по поводу внутренней ценности политического участия, и что у некоторых людей наибольшие радости и проекты будут в других сферах жизни, включая семью, работу, искусства или религию. Либеральная демократия должна уважать такие различные концепции достойной жизни и не заставлять людей принимать какую-либо концепцию, отдающую предпочтение политическому участию как источнику смысла или удовлетворения.

Поэтому либералы, хотя и заботясь о том, чтобы обеспечить критический порог активного гражданства, признают, что многие люди более или менее аполитичны, и попытаются ограничить требования активного гражданства так, чтобы дать место этим концепциям достойной жизни. Конечно, либеральные граждане должны признавать обязанность создавать справедливые институты там, где они отсутствуют, или поддерживать эти институты» когда они под угрозой. По эта обязанность для многих людей является эпизодической, сильнее всего проявляющейся во времена кризисов, конституционных изменений или внешней угрозы. Если в нашем обществе встречаются серьёзные случаи несправедливости, которые могут быть исправлены только с помощью политического действия, то граждане должны признать обязанность протестовать против этой несправедливости. Или,если наши политические институты более не функционируют, возможно, из-за крайней апатии или злоупотреблений властью, то граждане обязаны защитить эти институты от разрушения. Сидеть пассивно, когда совершаются несправедливости или гибнут демократические институты, в надежде на то, что вмешаются другие, означает занимать позицию безбилетника. Каждый должен вносить свой разумный вклад в создание и поддержание справедливых институтов.

Однако масштабы несправедливости и состояние здоровья политических институтов будут варьировать во времени и от общества к обществу. В некоторые времена и в некоторых местах (хотя, возможно, только в силу счастливых обстоятельств) наш естественный долг справедливости не потребует от нас активного участия. Там где общество, в сущности, находится в полном порядке и его институты здоровы, индивиды должны быть свободны следовать своим концепциям блага, даже если они придают небольшое (или никакого) значение политическому участию.

Таким образом, будут времена и места, когда минимальное гражданство — это всё, что мы можем или должны потребовать. В одном смысле, это уменьшает нужду в гражданской добродетели. Например, строгие требования «публичной разумности» будут менее важными для тех, кто не участвует политически. Но в другом смысле, либеральная приверженность гражданскому обществу как среде, в которой осуществляются стремления к достойной жизни, порождает свою проблематику гражданской добродетели. Так же как государство не может надлежащим образом функционировать без некоего порога политических добродетелей среди активных граждан (таких, так публичная разумность и критическое отношение к власти), так и гражданское общество не может должным образом функционировать без наличия некоего порога социальных добродетелей среди пассивных граждан.

Обязанности пассивного или минимального гражданства часто описываются чисто негативно, т.е. как обязанность не нарушать закон, не причинять вреда другим, или ограничивать свои права и свободы. Короче говоря, минимальное гражданство часто рассматривается просто как требующее невмешательства в жизнь других.

Но этим игнорируется одно из основных требований либерального гражданства, а именно социальной добродетели «взаимного уважения» или «порядочности». Это — добродетель, которой должен научиться самый «минимальный» гражданин, поскольку она применяется не только к политической деятельности, но (и даже в первую очередь) и к нашим действиям в повседневной жизни, на улице, в магазинах нашего микрорайона и в различных институтах и форумах гражданского общества.

Взаимное уважение относится к тому, как мы обращаемся с не близкими нам людьми,а с которыми вступаем в контакт лицом к лицу. Чтобы понять суть взаимного уважения, полезно сравнить его с родственным требованием запрета на дискриминацию. Законодательное запрещение дискриминации первоначально применялось только к действиям государственных органов. Государственные законы и политические меры, дискриминирующие людей на основе расы или пола, постепенно были отменены в западных демократиях, поскольку они нарушают фундаментальную приверженность либерализма равенству возможностей. Но стало ясным, что будут ли люди иметь действительно равные возможности, зависит не только от действий власти, но и от действий институтов гражданского общества — корпораций, школ, магазинов, владельцев жилья и т.д. Если люди будут подвергаться дискриминации со стороны исполненных предрассудков владельцев магазинов или работников риелторских фирм, то они будут лишены равного гражданства, даже если само государство их не дискриминирует. Поэтому законодательные требования, запрещающие дискриминацию, всё более стали применяться «частным» фирмам и ассоциациям.