4 Субординация общественных отношений
Кроме того, выяснилось, что понимание власти как производной функции собственности мешает осмыслить некоторые исторические реалии, например генезис, функционирование и развитие "политарных" обществ, в которых источником сословно-классового расслоения изначально явилось не разделение собственности, а разделение власти. Именно дифференциация власти, возникшая в процессе общественного разделения труда, различие той роли, которую играли в общественной жизни рядовые общинники и разросшийся штат "управленцев", привели впоследствии к непропорциональному распределению некогда общественной собственности. Привилегии власть имущих, которые вначале ограничивались своекорыстным использованием общественного достояния, перераспределением в свою пользу совместно создаваемых продуктов труда, постепенно переросли в частное владение его средствами, прежде всего землей, ранее принадлежавшей общине.
Конечно, не следует забывать, что само разделение общественного труда, создавшее институт профессиональной, "публичной" власти, во многом стимулировалось экономическими потребностями общества, стремлением к наиболее рациональной организации общественной жизни с целью максимального увеличения количества производимых благ. Но это не значит, что мы должны абсолютизировать роль экономики, забывать и тем более отрицать существование таких обществ, в которых "власть" предшествовала "богатству", а не "богатство" "власти", в которых правящие "приватизировали" общее имущество, а не разбогатевшие - некогда общую, принадлежавшую всем власть. Именно такая модель, как известно, реализовалась в советском обществе, в котором, как правило, доступ к власти (партийной и государственной) открывал путь к неправедному богатству, а не наоборот.
Наконец, весьма серьезной ошибкой является абсолютизация связи между экономическим и духовным укладами общественной жизни, убеждение в том, что способ мышления и чувствования людей непосредственно и однозначно выводится из присущего им производственно-экономического статуса.
Именно эта идея вызывает наиболее острую критику марксизма со стороны многих авторитетных теоретиков. Так, известный английский историк и философ истории Арнольд Тойнби, опровергая идею примата экономики над духовностью, полагал, что она не просто ошибочна научно, но и "отвратительна с позиций нравственного чувства". Знаменитый немецкий социолог Макс Вебер, доказывая детерминированность экономического духовным, стремился дать Марксу бой на "его собственной территории" - показать то огромное влияние, которое оказала на процесс становления капитализма этика протестантизма с присущим ему культом труда и экономической рациональности.
Специальные аргументы против марксизма приводил Питирим Сорокин, обративший внимание на отсутствие видимой корреляции между экономикой и духовным состоянием реальных обществ. В качестве одного из примеров он ссылался на Россию XIX в., в которой экономическая отсталость сочеталась с уровнем духовного развития, превосходившим уровень передовой Европы, особенно в области литературного творчества.
Далеко не все аргументы противников Маркса можно признать состоятельными. Действительно, то, о чем говорит Сорокин, скорее доказывает, чем опровергает идею определяющего воздействия экономики на духовность. Ведь в случае феномена русской литературы проявляется особая форма экономической детерминации, "компенсаторного" типа: именно неразвитость экономики, экономические диспропорции и лишения породили ту "сумму" человеческого горя, которая повлияла на творчество русских гениев, придала ему особую глубину, высокую гуманность, пафос борьбы за достоинство "униженных и оскорбленных" людей. Следует лишь учесть, что воздействие экономики в этом и в других случаях осуществлялось не "напрямую", а в опосредствованной, "резонансной" форме: экономические импульсы достигали сфер человеческого духа, отразившись предварительно в множестве промежуточных факторов социального и политического плана.
Напомним, что основоположники марксизма признавали факт обратной связи духовности и экономического базиса. Однако они подчеркивали главным образом силу и масштаб влияния экономических отношений и интересов на "сиюминутные", "текущие" состояния общественного сознания, конкретное содержание конкретных концепций, стилей и доктрин. Осталось недооцененным не менее сильное воздействие, которое оказывает на экономическую активность людей сложившегося типа культуры - стереотипов мышления и чувствования, представляющих собой устойчивый "информационный код" поведения, передаваемый от поколения к поколению и сохраняемый, как и в случае с биологией, в меняющихся условиях среды.