Другие группы принимают идею национальной интеграции, но чувствуют, что для достижения этого нужны некоторые формы дифференцированного отношения к ним. Например, многие гомосексуалисть чувствуют себя неправомерно исключёнными из своей национальной культуры. Источник этого исключения не в каком-либо экономическом неравенстве (обычно геи материально так же благополучны, как и гетеросексуалы), но скорее в том, что они стигматизируются в их собственной национальной культуре, официальные символы которой гетеросексуальны. В западных обществах наша культурная модель «хорошего» или «нормального» человека подразумевает его гетеросексуальность. Гомосексуалисты не могут полноценно участвовать в национальной культуре не из-за недостатка образования или материальных ресурсов, не из-за иерархии статусов в этой национальной культуре, которая оскорбляет, унижает их и обращается с ними как с менее заслуживающим заботы или уважения. Это неравенство статуса ранее было отражено в дискриминационных законах (некоторые из них сохраняются в законодательстве Соединённых Штатов и Великобритании), но даже в случаях отмены этих законов неравенство статуса проявляется более тонким образом. Например, гомосексуалисты обычно невидимы, как бы не существуют в национальных средствах массовой информации, школьных программах или государственных музеях; они подвергаются большому риску физического насилия; они сталкиваются с высоким уровнем дискриминации в частной жизни. Поэтому геи добиваются ряда прав и мер государственной политики, направленных против такой иерархии статусов, включая публичное признание однополых браков, или представительства в школьных советах, или органах управления полицией.

Похожее может быть сказано и о многих религиозных меньшинствах, чувствующих себя стигматизированными и исключёнными из национальной культуры и также добивающихся различных форм признания их отличий (например, публичного признания их религиозных праздников, исключений из законов, вмешивающихся в дела религиозного культа, таких, как законодательство о забое скота, запрещающее ритуально предписанные иудеям и мусульманам способы убийства животных, или предписания относительно униформы, препятствующие сикхам носить тюрбаны в армии или в полиции.

Почему члены этих групп мобилизовались ради достижения некой формы дифференцированного гражданства, а не получения общих социальных прав, чего требовал рабочий класс (или вдобавок к ним)? Почему стратегия Маршалла по интеграции всех граждан через общие социальные права в этих случаях не сработала?

Некоторые критики этих требований доказывают, что они в первую очередь являются результатом эгоистических устремлений лидеров групп (например, «этнических предпринимателей»), которые поощряют ощущения неравенства и недовольства среди членов группы, чтобы оправдать сохранение своего контроля над ними и получать правительственные фанты для своих организаций. С этой точки зрения элиты групп заинтересованы в том, чтобы удерживать членов групп в (реальном или воображаемом) неблагоприятном положении, поскольку их клиентела и финансирование исчезнут, если члены группы преуспеют в большом обществе.

Несомненно, здесь есть некоторая доля истины относительно мотиваций некоторых лидеров групп. Лидеры групп меньшинств могут быть так же циничны и своекорыстны, как и политические элиты большинства. Но это не объясняет, почему не принадлежащие к элитам члены этих групп часто поддерживают требования дифференцированного гражданства. Критики полагают, что элиты групп манипулируют их членами, скрывая от них информацию об их подлинных возможностях. Но этому противоречит тот факт, что с ростом материального благосостояния и образованности членов групп мобилизация во имя дифференцированного гражданства имеет тенденцию возрастать, а не уменьшаться. Факт, что требования дифференцированного гражданства усилились везде на Западе, даже в самых демократичных странах, где лидеры групп должны вести энергичную публичную борьбу за свои места и подотчётны избирателям, и даже там, где члены групп имеют высокий уровень образования и знаний.

Этим я, конечно, не хочу сказать, что все члены этих групп поддерживают одни и те же требования по поводу дифференцированного гражданства. Большинство этих групп гетерогенны и обычно проявляют те же внутренние различия в политических взглядах и личных стилях жизни, что и большое общество. Это гомосексуальные и гетеросексуальные негры, правые и левые женщины, религиозные и светские квебекцы, прогрессивные и консервативные иммигранты и т.п. Эти различия часто отражаются во внутренних дебатах (в пределах групп) о том, какие требования выдвигать.

Но ничто из этого не меняет того факта, что среди членов многих групп есть явная тенденция требовать некоторых форм дифференцированного гражданства. Что объясняет эти требования? Крайне упрощая, можно сказать, что в каждой западной демократии есть две важнейшие иерархии. Во-первых, это экономическая иерархия. В Великобритании, по поводу которой теоретизировал Маршалл, она начинается с вершины—с земельной аристократии, и через торговую и промышленную капиталистическую элиту спускается к специалистам, квалифицированным рабочим и ремесленникам и, наконец, к неквалифицированным работникам физического труда. Положение человека в этой экономической иерархии определяется его отношением к рынку или средствам производства. Борьба против неравенства, внутренне присущего этой экономической иерархии, порождает политику перераспределения. Это традиционная форма мобилизации рабочего класса, которую Наиси Фрейзер характеризует следующим образом:

Политика перераспределения

— сосредоточивается на социально-экономических несправедливостях, коренящихся в экономической структуре общества, включая эксплуатацию (присвоение плодов труда одного другими), экономическую маргинализацию (ограничение нежелательными работами или полное недопущение на рынок труда) и экономическую депривацию (отсутствие адекватного материального уровня жизни);

— выход из этого положения видится в экономической перестройке, такой как перераспределение доходов, реорганизация разделения труда, или регулирование инвестиционных решений;

— объектами мер государственной политики являются классы или классоподобные общности, экономически определяемые по особому отношению к рынку или средствам производства;

— стремится уменьшить различия между группами (то есть уменьшить классовые различия в возможностях и культуре).

Маршалловская концепция прав гражданства предназначалась в первую очередь для того, чтобы объяснить эту политическую борьбу по поводу экономического неравенства. Но в британском обществе была и другая иерархия, которой Маршалл уделил меньше внимания. Это иерархия статуса, которая утверждает, что лучше быть англичанином, чем ирландцем; лучше быть протестантом, чем католиком (и лучше быть христианином любой из этих конфессий, чем евреем или мусульманином); лучше быть белым, чем чёрным, коричневым или жёлтым; лучше быть мужчиной, чем женщиной; лучше быть гетеросексуальным, чем гомосексуальным; лучше быть физически полноценным, чем инвалидом. Эта статусная иерархия отразилась в истории дискриминационных законов против групп более низкого статуса и в их сохраняющейся невидимости или стереотипизации в средствах массовой информации, школах, музеях или государственной символике. Все эти общественные институты либо реализуют дискриминацию против групп более низкого статуса, либо просто игнорируют их.

Аналогичные иерархии статуса можно найти во всех других западных демократических странах, которые также наделяют более высоким статусом физически здоровых, гетеросексуальных белых мужчин-христиан. Борьба против этих статусных иерархий порождает «политику признания». Такая политика лежит в основе нынешней мобилизации геев, иммигрантов религиозных и национальных меньшинств. Фрейзер характеризует её следующим образом:

Политика признания

— сосредоточивается на культурных несправедливостях, коренящихся в социальных стереотипах репрезентации, интерпретации и коммуникации, включая культурное доминирование (быть объектом моделей интерпретации, ассоциируемых с другой культурой); непризнание (отсутствие позитивного образа группы в авторитетных коммуникативных практиках своей культуры); и неуважение (негативный образ группы в стереотипных культурных репрезентациях или в повседневном жизненном взаимодействии);

— выход из положения видится в культурном или символическом изменении с целью позитивно переоценить неуважаемые идентичности и культурные продукты презираемых (maligned) групп или позитивно оценить культурное разнообразие; -

— объектами являются статусные группы при установлении отношений признания, в которых они пользуются меньшим уважением, престижем, почётом, чем другие группы;

— стремится утвердить групповые различия.