Но в этой второй интерпретации есть нечто странное. Ибо совершенно неясно, почему максимизация полезности, как наша непосредственная цель, должна считаться моральной обязанностью? Обязанностью по отношению к кому? Мораль, с нашей повседневной точки зрения, является делом межличностных обязанностей — обязанностей, которые мы имеем по отношению к друг другу. Но по отношению к кому может быть направлен долг максимизировать полезность? Максимально ценному состоянию дел самому по себе? Это невозможно, ибо состояния дел не имеют моральных притязаний. Возможно, у нас долг перед теми людьми. которые выиграли бы от максимизации полезности? Но если этот долг, как это представляется наиболее вероятным, есть долг обращаться со всеми людьми с равным вниманием, то мы возвращаемся к первой интерпретации утилитаризма как способу обращаться со всеми людьми как с равными. Максимизация полезности тогда просто побочный продукт, а не предельное основание теории. И тогда нам не нужно удваивать население, поскольку у нас нет обязанности рожать тех, кто составил бы увеличенное население.

Если же мы тем не менее примем то, что максимизация полезности есть цель сама по себе, тогда её лучше всего рассматривать как неморальный идеал, близкий в некоторых смыслах эстетическому идеалу. Уместность такой характеристики может быть продемонстрирована с помощью другого примера Ролза. Ролз указывает на ещё одного телеолога — Ницше. Блага, которые стремится максимизировать теория Ницше (например, творческие способности), доступны лишь очень немногим. Остальные полезны только поскольку они способствуют благу немногих избранных. Ценность, которую стремится максимизировать утилитаризм, более «земная», каждый может пользоваться или способствовать ей (хотя политика максимизации может пожертвовать многими). Это означает, что в телеологии утилитаризма в отличие от ницшеанской предпочтения каждого человека будут иметь какой-то вес. Но ни в той, ни в другой теории обращение с людьми как с равными не является фундаментальным принципом. Таким принципом является максимизация блага. И в обоих случаях трудно понять, как это может рассматриваться в качестве морального принципа. Целью является не уважать людей, которым нужны или желательны некоторые вещи, но уважать благо, которому некоторые люди могут успешно способствовать, а некоторые нет. Если люди становятся средствами для максимизации блага, мораль исчезает из поля зрения и действует неморальный идеал. Ницшеанское общество может быть эстетически лучше, но оно не лучше морально (сам Ницше не отверг бы такой интерпретации — его теория была «за пределами добра и зла»). Если утилитаризм понимается таким телеологическим образом, то он перестаёт быть моральной теорией.

Я сказал ранее, что одной из привлекательных сторон утилитаризма является его светский характер, — для утилитаристов мораль важна, поскольку они занимаются людьми. Но эта привлекательная идея отсутствует во второй интерпретации теории, чей моральный смысл совершенно невразумителен. Люди рассматриваются как потенциальные производители или потребители блага, и наши обязанности формируются по отношению к этому благу, а не по отношению к другим людям.