Если количество свободы может быть нейтрально измерено, так что мы можем установить, сколько раз светофоры законно препятствуют лондонцам действовать определённым образом, то нет основания полагать, что это число будет больше, чем число случаев, когда албанцам запрещено законом публично совершать религиозные ритуалы. Как пишет Чарлз Тейлор (у которого я заимствовал это пример), «только малая часть лондонцев отправляет религиозные ритуалы в общественных местах, но по дорогам передвигаются все. Те, кто участвуют в религиозных службах, обычно делают это раз в неделю, но стоят перед светофорами каждый день. В чисто количественном отношении число действий, ограничиваемых светофорами, должно быть больше, чем ограниченных запретом на публичное свершение религиозных ретуалов».

Почему мы не принимаем «дьявольскую защиту» албанской свободы Тейлора — почему мы думаем, что лондонцам лучше в отношении свободы? Ответ, по-видимому, в том, что ограничения на гражданскую и политическую свободу более важны, чем ограничения на передвижение транспорта. Они более важны не потому, что касаются большей свободы, определённой нейтрально, но потому, что они касаются более важных свобод. Они. к примеру, более важны потому, что позволяют нам больше контролировать главные проекты в нашей жизни и, таким образом, дают нам большую степень самоопределения, чего не дают нам транспортные свободы, независимо от того, содержат ли они меньшее количество нейтральной свободы.

Нейтральные представления о свободе предполагают, что каждая нейтральная свобода важна в той же степени, как и любая другая. Но когда мы думаем о ценности различных свобод в отношении к интересам людей, мы видим, что некоторые свободы более важны, чем другие, и, на самом деле, некоторые свободы не имеют никакой реальной ценности, например, свобода клеветать на других. Наша теория должна быть в состоянии объяснить те различения, которые мы проводим между разными видами свобод.

Проблемы с нейтральной свободой заходят ещё глубже. Требуемые суждения о большей или меньшей свободе, может быть, невозможно сделать, ибо нет шкалы, по которой можно измерять количества нейтральной свободы. Я ранее сказал, что если мы сможем посчитать количество свободных действий, ограниченных правилами дорожного движения и политической цензурой, то правила дорожного движения, вероятно, ограничивают больше свободных действий. Но идея «свободного действия» трудноуловима. Как много свободных действий содержится в простом помахивании рукой? Если какая-то страна запрещает это,сколько действий запрещено? Как сравнить это с ограничениями на религиозные обряды? В каждом случае мы могли бы, с одинаково большими или малыми основаниями, сказать, что законами запрещено одно действие (взмах рукой, отправление религиозной службы), или что запрещено бесконечное число действий, которые могли бы осуществляться бесконечное число раз. Но принцип наибольшей равной свободы требует возможности различать эти два случая. Мы должны быть способны сказать, к примеру, что запрет религиозных церемоний отнимает 5 единиц свободных действий, в то время как запрет на взмах рукой — 3 единицы. Но как можно прийти к таким суждениям, совершенно загадочно. Как пишет О'Нейл. «мы можем, если захотим, взять любую свободу, например, свободу занимать государственную должность или свободу создавать семью, и разделить её на столько составляющих свобод, сколько сочтём полезным, или даже на большее количество, чем сочтём полезным различить». Не существует не произвольного способа делить мир на действия и возможные действия, которые позволили бы нам сказать, что больше нейтральной свободы затрагивается запретом на свободное движение транспорта, чем запретом на свободу слова. (Единственное исключение касается сравнения двух в сущности идентичных наборов прав, когда второй набор содержит все нейтральные свободы первого плюс по меньшей мере ещё одно свободное действие.